Неточные совпадения
Только в самое
последнее время, по поводу своих отношений к Анне, Вронский начинал чувствовать, что свод его правил не вполне определял все условия, и в будущем представлялись трудности и
сомнения, в которых Вронский уж не находил руководящей нити.
Слова жены, подтвердившие его худшие
сомнения, произвели жестокую боль в сердце Алексея Александровича. Боль эта была усилена еще тем странным чувством физической жалости к ней, которую произвели на него ее слезы. Но, оставшись один в карете, Алексей Александрович, к удивлению своему и радости, почувствовал совершенное освобождение и от этой жалости и от мучавших его в
последнее время
сомнений и страданий ревности.
При
последнем стихе: «не мог ли сей, отверзший очи слепому…» — она, понизив голос, горячо и страстно передала
сомнение, укор и хулу неверующих, слепых иудеев, которые сейчас, через минуту, как громом пораженные, падут, зарыдают и уверуют…
— Вы уж уходите! — ласково проговорил Порфирий, чрезвычайно любезно протягивая руку. — Очень, очень рад знакомству. А насчет вашей просьбы не имейте и
сомнения. Так-таки и напишите, как я вам говорил. Да лучше всего зайдите ко мне туда сами… как-нибудь на днях… да хоть завтра. Я буду там часов этак в одиннадцать, наверно. Все и устроим… поговорим… Вы же, как один из
последних, там бывших, может, что-нибудь и сказать бы нам могли… — прибавил он с добродушнейшим видом.
И если бы даже случилось когда-нибудь так, что уже все до
последней точки было бы им разобрано и решено окончательно и
сомнений не оставалось бы уже более никаких, — то тут-то бы, кажется, он и отказался от всего, как от нелепости, чудовищности и невозможности.
Странно, что до самой
последней сцены, описанной нами у Катерины Ивановны, когда пришел к ней от Мити Алеша, он, Иван, не слыхал от нее ни разу во весь месяц
сомнений в виновности Мити, несмотря на все ее «возвраты» к нему, которые он так ненавидел.
— Верочка, друг мой, ты упрекнула меня, — его голос дрожал, во второй раз в жизни и в
последний раз; в первый раз голос его дрожал от
сомнения в своем предположении, что он отгадал, теперь дрожал от радости: — ты упрекнула меня, но этот упрек мне дороже всех слов любви. Я оскорбил тебя своим вопросом, но как я счастлив, что мой дурной вопрос дал мне такой упрек! Посмотри, слезы на моих глазах, с детства первые слезы в моей жизни!
Минутами разговор обрывается; по его лицу, как тучи по морю, пробегают какие-то мысли — ужас ли то перед судьбами, лежащими на его плечах, перед тем народным помазанием, от которого он уже не может отказаться?
Сомнение ли после того, как он видел столько измен, столько падений, столько слабых людей? Искушение ли величия?
Последнего не думаю, — его личность давно исчезла в его деле…
Никаким подобным преимуществом не пользуются дети. Они чужды всякого участия в личном жизнестроительстве; они слепо следуют указаниям случайной руки и не знают, что эта рука сделает с ними. Поведет ли она их к торжеству или к гибели; укрепит ли их настолько, чтобы они могли выдержать напор неизбежных
сомнений, или отдаст их в жертву
последним? Даже приобретая знания, нередко ценою мучительных усилий, они не отдают себе отчета в том, действительно ли это знания, а не бесполезности…
Он бы, без всякого
сомнения, решился на
последнее, если бы был один, но теперь обоим не так скучно и страшно идти темною ночью, да и не хотелось-таки показаться перед другими ленивым или трусливым.
А между тем известно тоже было, что Иван Федорович Епанчин — человек без образования и происходит из солдатских детей;
последнее, без
сомнения, только к чести его могло относиться, но генерал, хоть и умный был человек, был тоже не без маленьких, весьма простительных слабостей и не любил иных намеков.
Оно его доконало;
последние его
сомнения исчезли — и ему стало стыдно, что у него оставались еще
сомнения.
…Это
последнее время навевало сильною тоскою со всех сторон. Мрачные вести из Иркутска без
сомнения и до вас давно дошли — я еще не могу с ними настоящим образом примириться. [Весть о кончине Е. И. Трубецкой.]
Морякам нашим трудно теперь. Синопское дело чуть ли не
последнее было столкновение. Нахимов, без
сомнения, славно действовал, но калибр [Калибр — диаметр канала огнестрельного оружия; в данном случае: сила артиллерии.] был на его стороне: ему нетрудно было громить фрегаты, да еще турецкие. Не сожалеешь ли ты теперь, что вне знатного поля?
— Без
сомнения, — подхватил князь, — но, что дороже всего было в нем, — продолжал он, ударив себя по коленке, — так это его любовь к России: он, кажется, старался изучить всякую в ней мелочь: и когда я вот бывал в
последние годы его жизни в Петербурге, заезжал к нему, он почти каждый раз говорил мне: «Помилуй, князь, ты столько лет живешь и таскаешься по провинциям: расскажи что-нибудь, как у вас, и что там делается».
И вдруг ему приходило в голову ядовитое
сомнение: «А в сущности ведь, пожалуй, такое заглавие: „
Последний дебют“, может показаться неточным и даже нелепым.
Разумеется, не могло быть
сомнения, что в смерти разбойника Федьки ровно ничего не было необыкновенного и что таковые развязки именно всего чаще случаются в подобных карьерах, но совпадение роковых слов: «что Федька в
последний раз в этот вечер пил водку», с немедленным оправданием пророчества было до того знаменательно, что Липутин вдруг перестал колебаться.
Сомнения не было, что сошел с ума, по крайней мере обнаружилось, что в
последнее время он замечен был в самых невозможных странностях.
Такой любви Миропа Дмитриевна, без
сомнения, не осуществила нисколько для него, так как чувство ее к нему было больше практическое, основанное на расчете, что ясно доказало дальнейшее поведение Миропы Дмитриевны, окончательно уничтожившее в Аггее Никитиче всякую склонность к ней, а между тем он был человек с душой поэтической, и нравственная пустота томила его; искания в масонстве как-то не вполне удавались ему, ибо с Егором Егорычем он переписывался редко, да и то все по одним только делам; ограничиваться же исключительно интересами службы Аггей Никитич никогда не мог, и в силу того
последние года он предался чтению романов, которые доставал, как и другие чиновники, за маленькую плату от смотрителя уездного училища; тут он, между прочим, наскочил на повесть Марлинского «Фрегат «Надежда».
К несчастию, к последнему-то способу Катрин была более склонна, чем к первому, и не прошло еще года их свадьбе, как не оставалось уже никакого
сомнения, что Ченцов механически разговаривал с женой, механически слушал ее пение, механически иногда читал ей, но уже не Боккачио и не Поль-де-Кока, а некоторые весьма скучные и бестолковые масонские сочинения из библиотеки Петра Григорьича, что он явно делал на досаду Катрин, потому что, читая, всегда имел ядовито-насмешливую улыбку и был несказанно доволен, когда супруга его, томимая скукой от такого слушания, наконец, начинала зевать.
Впрочем, мемуары
последней уже предоставлены потомками ее в распоряжение"Русской старины"и, без
сомнения, прольют свет на это замечательное происшествие.
Лена вздрогнула. Дребезжащий, хотя и высокомерный тон, каким была произнесена
последняя фраза, не оставлял
сомнения, кому принадлежал этот голос, хотя она слышала его только раз, в Петербурге, незадолго до смерти дяди.
Те, которые оправдываются по первому способу, прямо, грубо утверждая, что Христос разрешил насилие: войны, убийства, — сами себя отвергают от учения Христа; те, которые защищаются по второму, третьему и четвертому способу, сами путаются, и их легко уличить в их неправде, но эти
последние, не рассуждающие, не удостаивающие рассуждать, а прячущиеся за свое величие и делающие вид, что всё это ими или еще кем-то уже давно решено и не подлежит уже никакому
сомнению, — эти кажутся неуязвимыми и будут неуязвимы до тех пор, пока люди будут находиться под действием гипнотического внушения, наводимого на них правительствами и церквами, и не встряхнутся от него.
Наконец убеждения и уговоры двух сестриц победили
последние Варварины
сомнения.
— Извините меня. Я не могу говорить об этом хладнокровно. Но вы сейчас спрашивали меня, люблю ли я свою родину? Что же другое можно любить на земле? Что одно неизменно, что выше всех
сомнений, чему нельзя не верить после Бога? И когда эта родина нуждается в тебе… Заметьте:
последний мужик,
последний нищий в Болгарии и я — мы желаем одного и того же. У всех у нас одна цель. Поймите, какую это дает уверенность и крепость!
Если задумчивость имеет источником
сомнение, то она для обывателей выгодна.
Сомнение (на помпадурском языке) — это не что иное, как разброд мыслей. Мысли бродят, как в летнее время мухи по столу; побродят, побродят и улетят. Сомневающийся помпадур — это простой смертный, предпринявший ревизию своей души, а так как местопребывание
последней неизвестно, то и выходит пустое дело.
Вид задумывающегося человека вообще производит тягостное впечатление, но когда видишь задумывающегося помпадура, то делается не только тяжело, но даже неловко. И тут и там — тайна, но в первом случае — тайна, от которой никому ни тепло, ни холодно; во втором — тайна, к которой всякий невольным образом чувствует себя прикосновенным. Эта
последняя тайна очень мучительна, ибо неизвестно, что именно она означает:
сомнение или решимость?
Точно такие складные удилища подделываются у нас из простого дерева; нет
сомнения, что
последние никуда не годятся.
В
последнее время он только и помышлял о возвращении Петра и Василия: они, без
сомнения, не замедлят оставить «рыбацкие слободы» и вернуться домой, как только проведают о смерти отца.
Сомнения быть не могло, что он считал меня за самого
последнего дурака на всем свете, и если «держал меня при себе», то единственно потому только, что от меня можно было получать каждый месяц жалованье.
Последнее, без
сомнения, было несправедливо.
Горе тому, кто не доигрался до
последней талии, кто остановился на проигрыше: или он падает под тяжестию мучительного
сомнения, снедаемый алканием горячей веры, или примет проигрыш за выигрыш и самодовольно примирится с своим увечьем; первое — путь к нравственному самоубийству, второе — к бездушному атеизму.
Непонятным, поразительным казалось Буланину, почему, покидая навек гимназию, Сысоев не воспользовался
последней местью, остававшейся у него в руках, почему он ни слова никому не сказал о том, что с ним делали в ту страшную ночь: без
сомнения, зачинщиков по меньшей мере сильно высекли бы.
Без
сомнения, Загоскин писал свои комедии легко и скоро: это чувствуется по их легкому содержанию и составу; иначе такая деятельность была бы изумительна, ибо в 1817 же году Загоскин вместе с г. Корсаковым издавал в Петербурге журнал «Северный Наблюдатель», который, кажется, выходил по два раза в месяц, и в котором он принимал самое деятельное участие; а в
последние полгода — что мне рассказывал сам Загоскин, — когда ответственный редактор, г. Корсаков, по болезни или отсутствию не мог заниматься журналом — он издавал его один, работая день и ночь, и подписывая статьи разными буквами и псевдонимами.
Он часто удивлялся тому, как это случилось, что ему, Степану Касатскому, довелось быть таким необыкновенным угодником и прямо чудотворцем, но то, что он был такой, не было никакого
сомнения: он не мог не верить тем чудесам, которые он сам видел, начиная с расслабленного мальчика и до
последней старушки, получившей зрение по его молитве.
— Что Николашка причастен в этом деле, — сказал он, — non dubitandum est [Нет
сомнения (лат.).]. И по роже его видно, что он за штука… Alibi выдает его с руками и ногами. Нет также
сомнения, что в этом деле не он инициатор. Он был только глупым, нанятым орудием. Согласны? Не
последнюю также роль в этом деле играет и скромный Псеков. Синие панталоны, смущение, лежанье на печи от страха после убийства, alibi и Акулька.
Вот я сделал и
последний шаг: ог отвлеченного закона справедливости я перешел к более реальному требованию человеческого блага; я все свои
сомнения и умствования привел наконец к одной формуле: человек и его счастье.
С переменою крепостных отношений исчезнет, без всякого
сомнения, и
последняя возможность таких явлений, какие бывали в помещичьем быту в старину, и тогда рассказы о Степане Михайловиче Багрове и Михаиле Максимовиче Куролесове покажутся неправдоподобной выдумкой.
Оттого-то в
последние годы его жизни мы видим в нем какое-то странное борение, какую-то двойственность, которую можно объяснить только тем, что, несмотря на желание успокоить в себе все
сомнения, проникнуться как можно полнее заданным направлением, — все-таки он не мог освободиться от живых порывов молодости, от гордых, независимых стремлений прежних лет.
Если бы люди веры стали рассказывать о себе, что они видели и узнавали с
последней достоверностью, то образовалась бы гора, под которой был бы погребен и скрыт от глаз холм скептического рационализма. Скептицизм не может быть до конца убежден, ибо
сомнение есть его стихия, он может быть только уничтожен, уничтожить же его властен Бог Своим явлением, и не нам определять пути Его или объяснять, почему и когда Он открывается. Но знаем достоверно, что может Он это сделать и делает…
Очевидно, это были душманы, горные разбойники, не брезгавшие и простыми кражами. Абрек, без
сомнения, играл между ними не
последнюю роль. Он поставлял им краденые вещи и продавал их в этой комнатке Башни смерти, чудесно укрытой от любопытных глаз.
«Особа» слушала все внимательнее и внимательнее. В уме ее не оставалось
сомнения в своей ошибке относительно этой женщины, и совесть громко стала упрекать его за преступное потворство, почти содействие этому извергу в человеческом образе. По мере рассказа, его превосходительство делался все бледнее и бледнее, он нервно подергивал плечами и кусал губы. Когда Костя дошел до
последнего эпизода с ним самим, голос его снова задрожал и он на минуту остановился.
Сквозь мрачное настроение опального боярина князя Василия, в тяжелом, гнетущем, видимо, его душу молчании, в этом кажущемся отсутствии ропота на поступок с ним «грозного царя», в угнетенном состоянии окружающих слуг до
последнего холопа, сильно скорбевших о наступивших черных днях для их «князя-милостивца» и «княжны-касаточки», — красноречиво проглядывало молчаливое недовольство действиями «слободского тирана», как втихомолку называли Иоанна, действиями, неоправдываемыми, казалось, никакими обстоятельствами, а между тем Яков Потапович, заступившийся в разговоре с князем Василием за царя еще в вотчине при задуманном князем челобитье за Воротынского и при высказанном князем
сомнении за исход этого челобитья, даже теперь, когда эти
сомнения так ужасно оправдались, не находил поводов к обвинению царя в случившемся.
Императрица в то время не знала высоких душевных качеств своей фрейлины и в ее уме могло западать
сомнение в чистоте отношений к
последней ее августейшего супруга.
Последние должны быть распечатываемы со всею осторожностью и по прочтении вновь тщательно запечатываемы, дабы адресат не мог впасть в
сомнение.
За
последнее, впрочем, время любовь его к княжне Маргарите, приезжавшей в отцовский дом раза три, или четыре, не то чтобы уменьшилась, а как-то притупилась. Мечты о возможности грядущего счастья хотя и не покидали его, но помимо его воли являлись закутанными в дымку
сомнения.
Чтение истории
Последнего Новика оставило грустное впечатление в сердцах собеседников. Вадбольского более всего тревожило
сомнение, что тот, коего взялся он быть опекуном, не сын Кропотова; не менее того остался он верен своей привязанности к несчастному.
Перемена отношений к нему со стороны княжны повергала его снова в хаос
сомнений, и в этом-то состояла за
последнее время его жизнь, которую мы назвали лихорадочной.
Наступил, как мы видели, момент, когда им пришлось перебраться в «маленькие номера» и жить с детьми и необходимой при
последних прислугой на пятьдесят рублей в месяц, выдаваемых опекуном.
Сомнения в возможности выигрыша дела против Гиршфельда, особенно после полученного известия о смерти Князева, напали на Шестова и Зыкову.
Здесь только и говорится об угрожающем положении, которое приняла наша порт-артурская эскадра относительно сильно поредевших за
последнее время рядов японских морских сил, и полагают, что эта перемена ролей на море без
сомнения отразится на дальнейшем ходе дел на сухопутном театре войны.